EmperorJoker

Глава 1. Джокера привезли

В то утро ровно два слова были у всех на устах.
“Джокера привезли”.
Как и для всей популяции “Аркэма”, для Карен эти слова имели особое значение. Может, не совсем такое, как для всех остальных.
Это всегда был шанс напомнить миру, что…
Что это нечто большее, чем просто дыра с никому ненужными людьми. Что и у них есть свои звезды. Что о них есть повод громко заговорить хотя бы раз в месяц.
Всех пациентов мгновенно завели в камеры, не оставив малейшего шанса пообщаться с прибывшим. Но все они, прижавшись к решетке, наблюдали за тем, как его транспортируют по коридору.
Тело в смирительной рубашке везли очень медленно, как будто это было бесплатное представление. Зеленоволосая голова непрерывно дергалась из стороны в сторону, иногда как будто кого-то узнавала, иногда выкрикивала что-то нечленораздельное.
Было понятно, что к основной популяции его не пустят, поэтому Карен быстро перестала о нем думать. Ее больше интересовало другое.
Кэти после визита ее бывшей няни, наконец, начала говорить, и Карен не собиралась терять этот шанс.
Она подолгу сидела рядом с юной мексиканкой и изо всех сил старалась поддерживать разговор. Увы, выходило не очень – девочка замолкала после двух-трех предложений.
Затем, внезапно, случилось неожиданное.
Того, кого боялись абсолютно все, пустили к общей популяции.
Высокий зеленоволосый человек зашел в зал и, как ни в чем не бывало, уселся на диван. Остальные сидевшие сразу разбежались – никто не рисковал находиться рядом с ним. Джеки Сорвиголова пару раз, казалось, набирался мужества и подходил к дивану, но каждый раз в последний момент сворачивал назад.
Лишь Арнольд, Чревовещатель, подошел и стал исполнять свой номер с надетыми на руки говорящими носками.
Белокожий захохотал.
В этот момент в голову Карен пришла идея. С одной стороны она казалась гениальной, с другой – совершенно безумной, но поскольку все они находились в, как звали “Аркэм” газетчики, доме отдыха для безумных криминальных гениев, этой идее, получалось, было здесь самое место.
Сделав глубокий вдох, девушка подошла к дивану и села рядом с зеленоволосым. Он не обратил на нее никакого внимания, продолжая наблюдать за глупым выступлением Уэскера.
Немного выждав, Карен дотронулась до белой кисти.
Новый друг вздрогнул, повернул голову и очень удивленно посмотрел на нее, как бы не понимая, что делать дальше. Затем хохотнул и со всей силы врезал ей кулаком по лицу.
Двое беседовавших санитаров повернули головы ровно на одну секунду и продолжили разговор. Ничего предпринимать они и близко не собирались: сама полезла – сама виновата. Из пациентов тоже никто не пытался реагировать, даже никто не засмеялся.
“Имеется два варианта, — размышляла Карен, лежа на полу. — Или тихонько уползти, поджав хвост, или продолжать этажом ниже. Как там у добрых христиан – дали по одной щеке, подставь вторую? А почему б и нет? Какая разница, один фингал или два? Светских раутов у меня в любом случае на эту неделю не намечено…”
Вместо того, чтобы уползти, она, наоборот, подползла к ноге обидчика и устроилась на полу рядом с ней. Никакой реакции.
Закрыв глаза, она положила руку на колено.
Он напрягся, но снова никак не среагировал.
Немного побыв на колене, рука начала бесстрашно двигаться дальше и через некоторое время достигла пункта назначения.
Зеленоволосый сразу перестал смеяться.
“Умереть молодой – это хорошо”, — несколько раз повторила про себя Карен и только после этого быстро убрала руку. Затем поднялась с пола, снова уселась на диван рядом с белокожим и решительно взяла его руку в свои.
Он не возражал и даже не смотрел на нее. Но не смеялся он уже тоже. Арнольд, поняв, что лишился публики, укоризненно посмотрел на Карен и ушел.
“Переваривает… полученную… информацию”, — мысленно прокомментировала девушка.
Они просидели так минут десять, пока не пришло время пятничного киносеанса.
Как обычно, на выбор им предложили два фильма – “Великолепную семерку” или “Эту прекрасную жизнь”. Мужское население было единогласно за первый вариант.
“Вот и проверим, чего стоит мой фингал”, — подумала Карен.
— Кэти, а ты что хочешь смотреть? – спросила она.
— Я? – удивилась мексиканка.
— Да, ты.
— Я… “Эта прекрасная жизнь”.
— Значит, “Эта прекрасная жизнь”. Возражения есть?
Мужчины отважно промолчали.
— “Эта прекрасная жизнь”, — кивнула она санитару. Тот посмотрел на нее с искренним удивлением, но ничего не сказал, просто поставил диск.
Поскольку свет был выключен, Карен решила, что надо двигаться дальше, но постепенно. Пока одна ее рука по-прежнему сжимала белоснежную кисть, вторая аккуратно обняла нового друга за плечи. К тому времени он успел расслабиться и, похоже, получал от происходящего удовольствие, правда, неизвестно, от чего больше – от фильма или от ее компании.
Облегченно вздохнув, Карен положила голову ему на плечо.
Когда включили свет, на них долго удивленно смотрели все присутствующие.
— Эхем, — напомнил санитар о том, что пора расходиться по камерам. Но это был не громкий крик и не приказ, сопровождающийся нецензурными выражениями, как обычно.
Карен снисходительно кивнула санитару, поднялась, поцеловала белоснежный лоб и пошла к выходу.
— Браво, брависсимо. Безумству храбрых поем мы песню, — услышала она за спиной саркастичный голос и повернула голову. Джервис Тетч, смотря на нее снизу вверх, довольно ухмылялся.
— И когда ты поняла, что этот не настоящий?
— Сразу, — подмигнула Карен. — Я ж знаю настоящего. Он же тут с визитами бывает.
— Бывает, конечно, — закивав, коротышка посмотрел на нее с удивлением. — Я просто не думал, что ты знаешь.
“Наверняка не знала. Теперь знаю”, — мысленно ответила Карен.

В роскошный офис зашел высокий худощавый человек с тростью.
— Добрый день, сенатор, — вежливо поздоровался он. Хозяин кабинета, полноватый широкоплечий человек в дорогущем коричневом костюме, молча кивнул в ответ.
Гость, которому отнюдь не были рады, тем не менее, вовсе не растерялся.
— Мой добрый друг, мистер Саваж, попросил меня побеседовать с Вами. Он очень редко обращается ко мне с просьбами такого характера, но в данном случае решил, что готэмцы смогут быстрее найти общий язык.
— Мальчик на побегушках, значит, — презрительно ухмыльнулся сенатор.
— Почему же, нет, — собеседник не выказывал никаких признаков обиды на прямое оскорбление. — Мы с ним… можно сказать, коллеги, а в последнее время деловые партнеры.
— Думаю, это бесполезная затея. Мой ответ в любом случае будет “нет”.
— Почему же, я думаю, у нас будет очень конструктивный диалог. Ведь Вы, как и я, родились в Готэме.
— Я родился. Насчет Вас, мистер Николс, неуверен.
Как только мы договорились о встрече, я стал наводить о Вас справки – и ничего. Вы периодически мелькаете на разных благотворительных мероприятиях в компании других готэмских миллионеров, но если о других пресса, печатная и онлайн, хранит тома информации, то о Вас – ничего. И те, в чьем кругу Вы периодически вращаетесь, тоже понятия не имеют, кто Ваша семья и каково происхождение Ваших капиталов.
— Неужели, в самом деле, — развел руками Николс, и в этот момент его голос изменился до неузнаваемости, заставив собеседника мгновенно покрыться холодным потом. — Кто-то и в самом деле проделал неплохую домашнюю работу.
Поднявшись, он обошел стол и уселся на его край прямо перед креслом сенатора.
— Тебя интересует, кто я, Роберт? Почему до сих пор не нашлось репортера, который бы узнал все про меня и при этом остался живым?
Что ж, ты птица важная и моим друзьям нужная, поэтому отвечу честно.
Я тот, кто пару лет назад сделал так, чтобы Ви-Центр из тщательно охраняемой в том числе государством тайны стал известной всему миру сенсацией. И ушел оттуда целым и невредимым, забрав с собой все ценное.
— О черт, — сенатор схватился за телефон.
— Не сработает, — махнул рукой визитер.
В отчаянии бросив телефон, хозяин кабинета бросился к двери.
— Не откроется, — пожал плечами гость.
Устав бороться с дверью, сенатор бросился в дальний угол офиса и замахал руками.
— Не откликнутся, — зевнул Николс.
Устав наблюдать за метаниями собеседника, он поднялся, дал ему пощечину, взял за плечи, довел до кресла и одним движением усадил. Сам уселся снова прямо на стол.
— Одна из чудных вещиц из Ви-Центра помогла мне одним нажатием кнопки перезагрузить всю твою систему безопасности, отключить все твои камеры и заглушить все твои телефоны. Я ж не за грибами туда ходил, в конце концов, и полгода там барахтался. Полезные штукенции я добыл, как и распрекрасное ядерное оружие.
Так что мы тут вдвоем, ты и я. Прямо-таки пара, созданная на небесах. Консервативный сенатор и самый разыскиваемый в мире террорист. Уважаемый политик и счастливый семьянин – и самый страшный злодей всех времен.
— Пожалуйста, не убивайте, — сенатор опустил голову на стол и закрыл ее руками.
— Не, Роберт, ну чего ты… я даже не знаю… если ты сейчас поднимешь голову и посмотришь на меня как мужик, то я оставлю жизнь Дженнифер еще на сутки.
— Дженнифер? Да как ты смеешь, — глаза хозяина кабинета налились кровью, и он кинулся на гостя, который на лету срубил его прыжок сабельным ударом ладони по шее.
— О, значит, стимул быть мужиком у тебя есть, сенатор. Как я и думал, как я и думал, — ехидничал насмешливый голос.
— Если ты тронешь ее пальцем, я тебя придушу, — хрипел, мучаясь от боли, лежащий на полу человек.
— В том-то фокус, Роберт, что для ее блага будет, если я хоть один палец приложу.
Мой яд был введен ей полчаса назад. И ровно две минуты назад ей стало по-настоящему плохо. Вот прямая трансляция, — и он сунул под нос собеседнику телефон.
— О нет… нет… Дженни! – в отчаянии крикнул хозяин кабинета.
— Это не тот старый яд, что оставлял улыбки на лицах, — в голосе гостя послышалась ностальгическая нота. — Этот просто убивает. Не оставляя при этом в крови никаких следов. Тамошние врачи не знают, что делать с таким случаем. Этот яд я разработал специально для особых вариантов. Она умрет через полчаса.
— Чего ты хочешь? – прохрипел сенатор, опустив голову.
— Чтобы ты спас свою дочь. Чтобы ты пожал мне руку, подтвердив, что мы друзья. Что ты друг мой и мистера Саважа.
И, как только это произойдет, мой человек там аккуратно введет ей антидот так, что никто и не заметит.
Так что, по рукам?
— Да, — сенатор пожал руку визитера, которую тот тут же второй рукой выдернул из рукава и положил в сумку.
— Это была рука бойфренда твоей старшей, Деборы. Ну, то есть, он еще вчера был ее бойфрендом. Рука того самого Стефана, ну ты помнишь, с татуировками? Ты его никогда не одобрял. Поскольку это все, что осталось от его тела, ты теперь еще и как минимум соучастник в убийстве первой степени.
Что же касается меня, то меня тут и близко не было. Я вот где, — и он показал телефон, где на экране белолицый человек в смирительной рубашке что-то громко кричал в своей камере.
— Пожалуйста, не убивайте Дженнифер, — умоляюще посмотрел на гостя хозяин кабинета, встав на колени.
— Ой, да она жива и здорова, — поиграв с кнопками, визитер снова сунул под нос сенатору телефон. — Вот, смотри, приступы прекратились. Я свое слово держу. Кроме тех случаев, когда беспардонно вру, что бывает часто.
А теперь, Роберт, поднимись с колен, прогуляйся к серванту, достань оттуда виски и налей нам по одной. У нас долгий разговор.
— Я думаю, Роберт, нам надо начать с чистого листа, — начал Николс, как только сенатор принес ему стакан. — Я ведь не как шантажист к тебе пришел, поверь мне.
Если б я пришел к тебе как шантажист, я б вколол Дженнифер такую смесь моих вирусов, от какой бы ей понадобился антидот каждый день. Потому что вирусы бы каждый день мутировали, и ей становилось бы все хуже и хуже. Ты бы каждый день приходил ко мне за подачкой, и в итоге это свело б тебя с ума – я в таких вещах разбираюсь.
Но нет – один антидот решил все ее проблемы. Такое я не делаю с врагами. Такое я делаю только с друзьями. Мы ведь друзья, правда? – он протянул стакан.
— Правда, — покорно кивнул сенатор, и их стаканы встретились с громким звяканьем.
— Поскольку мы друзья, я во многом могу тебе помочь. Глянь на это, — Николс бросил папки па стол.
— О, Боже мой… — тихо сказал хозяин кабинета, начав листать документы.
— Именно эти слова, друг мой.
Шикарные компроматы на всех твоих политических соперников, нынешних, бывших и потенциальных. Стоит хоть одной четверти из этого появиться хоть на заборе, хоть в соцсетях – и ты останешься одним единственным кандидатом, куда б тебе не захотелось.
Если же кто-то начнет искать грязь на тебя, которая у нас есть в отдельной и очень даже пузатой папке, то с ним будет, как с неудачливым бойфрендом Деборы. Когда нам надо, тела находят. Когда нет – никогда.
Так мы закрепляем нашу дружбу? Налей еще по одной.
Сенатор послушно взялся за бутылку.
— Вот этой рукой, — Николс освободил от перчатки белоснежную кисть. — Я вращаю грязь.
Освальд Кобблпот, многие годы копивший архив для шантажа всех готэмских власть имущих. Харви Дент, бывший окружной прокурор, чьего архива еще тех времен достаточно, чтобы посадить за очень небольшим исключением всю нынешнюю администрацию Готэма, не считая всех основных преступных боссов. Роман Сионис, самый агрессивный из новых боссов, сумевший грубой силой добыть некоторую бесценную информацию. И очень многие другие.
Они просто марионетки, ниточки на моих пальцах. По одному моему щелчку они утопят в грязи или в крови того, кого я пожелаю. И даже знать, что они делают и для кого, при этом не будут.
А этой, — он освободил от перчатки вторую, нормального цвета руку, — я перемещаю элиту этого города. Уэйны, Кейны, Джексы… Они всегда выступят за очередной благотворительный проект и поддержат перспективного кандидата, если я преподнесу его им под правильным соусом. Я ведь, как ты правильно подметил, ни в чем не замешан, контактен и бесконечно харизматичен. Щелчок пальцами на этой руке – и их капиталы потекут на твою новую кампанию.
Когда-то мне нравилось играть в песочнице в Готэме, а теперь мне больше по душе играть в футбол всем миром.
Намеченные на полночь и громко объявленные убийства, которые совершались ровно в назначенное время, несмотря на любые усилия властей. Тематические ограбления, тема которых менялась каждый месяц. Забитые ломом сайдкики и их безутешные менторы.
Как же это было прекрасно… и одно, и другое, и третье. Но – до поры до времени. Я иду вперед. Я эволюционирую.
Итак, — он взял наполненный сенатором стакан. — Относительно просьбы мистера Саважа…

В баре “8”, как всегда, царила непринужденная атмосфера.
Разморенные алкоголем и наркотой люди в причудливых костюмах болтали друг с другом, при этом, как правило, каждый слышал лишь себя, а не другого. На нижнем этаже трое играли в бильярд. На верхнем банда Человека – Воздушного Змея громко праздновала свой первый за последние три года успех – обанкротившийся магазин марок, откуда успели уволить всю охрану, но не успели увезти весь товар. Троице “змеев” удалось утащить два ящика марок и сбыть их владельцу “Зала айсбергов” за сумму, позволявшую упиться до смерти ровно на один вечер.
Дверь открылась, и в бар вошел человек с черным черепом, сопровождаемый дюжиной подручных в разных масках.
Постояв несколько минут и поняв, что на него никто не обращает внимания, он внимательно осмотрелся. Затем подошел к игравшим в бильярд, приставил пистолет к голове человека в костюме зебры и выстрелил.
— Есть вещи в Готэме, — громко заявил он. — Которые за его пределами никто не понимает в принципе. И которые в то же время понимаю я.
Не понимают, зачем наряжаться в дурацкие костюмы и геройствовать, прыгая по крышам. А я понимаю. Потому что правоохранительная система этого города смехотворна уже столько лет в такой степени, что это почти логичный следующий шаг.
Не понимают, зачем наряжаться в дурацкие костюмы и в них идти грабить банк. А я понимаю. Потому что преступность этого города деградировала до такой степени, что видит родственные души в полоумных мстителях с плащами.
Не понимают, зачем вообще существует бар “8”, где все так называемые костюмные злодеи заседают изо дня в день, и власти делают вид, что о нем не знают. А я понимаю. Потому что тут торчат одни сплошные лузеры, которые, изобретя дурацкий костюм, пошли на свое первое дело, получили по самое не хочу от мальчонки или девчонки в зеленых шортиках, отсидели полгода и после этого уткнулись в стакан.
Но есть то, чего не понимаю даже я.
Предыдущему Человеку-Зебре я лично прострелил голову пару лет назад. И труп нашли.
Зачем кому-то после такого надевать именно этот костюм? Неужели у вас не понятий “дурная примета”, “карма”, все такое?
Человек с черным черепом замолчал и развел руками. Ответом ему была гробовая тишина.
— А теперь, — начал он уже намного менее эмоциональным тоном. — К делу.
Мои камеры работают тут уже вторые сутки, так что шансов, что кто-нибудь из здешних завсегдатаев скроется от меня, просто нет.
Считайте, что, надев дурацкий костюм, вы добровольно вступили в армию. И вас только что призвали на войну. Дезертирство будет караться по законам военного времени. Вы ж “суперзлодеи”, должны творить суперзло, а не пропивать в дешевом баре добытое случайными кражами.
Тому, кто не явится завтра на призывной участок, то есть в подвал больницы на перекрестке Моунч-стрит и Диксон-авеню, я отрежу голову. Тому, кто явится нетрезвым или под кайфом, я отрежу голову. С тем же, кто посмеет проболтаться о нашей сегодняшней встрече кому-либо из посторонних, вроде копов или Мышей, разговор будет более подробным: я убью и его, и всех, кто ему дорог, причем это будет очень медленный процесс.
Но не все так мрачно. Вам же не просто выдадут автоматы и пистолеты: я прекрасно знаю, что большинство из вас и ствол в руках держать не умеет (я имею в виду тот, что стреляет пулями, а не особенности вашей несостоявшейся личной жизни). Вы получите специальные костюмы и оружие, которые позволят вам убивать легко, быстро и эффективно. Вполне возможно, что эти костюмы даже будут учитывать ваши фирменные идиотские modus operandi: у тех, кому это поручено, обширные ресурсы, богатая фантазия и море желания ее проявить.
Впервые в вашей жалкой жизни произойдет то, о чем вы мечтали каждый день. Вас будут бояться, — с этими словами черепоголовый и его свита покинули бар.

Вадим Григорьев.