EmperorJoker

Глава 7. Аркэмвилль

Немолодой лысоватый толстяк невысокого роста, в белой рубашке и синих штанах с подтяжками, сидел за столом из красного дерева, задумчиво водя павлиньим пером по бумаге. Затем смял лист и бросил его в корзину. Затем еще один и еще один.
Тихонько зайдя в кабинет мужа, женщина выше его на полторы головы и тоже весьма полноватая несколько минут наблюдала за весьма мучительным процессом.
— Освальд, — сказала, наконец, она. — Я еще раз прошу. Пожалуйста, подумай про клавиатуру. Наблюдать за твоими страданиями…
— Это творческие страдания, Довина! — высокопарно ответил толстяк. — Ни один настоящий талант немыслим без них!
— Я не имею в виду их, — вздохнула женщина. — Только это перо.
— Лишь перо может принести успех Пингвину! И так это было в прошлый раз!
— Совершенно верно, — охотно кивнула жена. — Но тогда ты просто за три месяца написал все, что знал, о готэмском преступном мире, используя псевдонимы и реальные ситуации. Получился бесспорный бестселлер, которым я до сих пор восхищаюсь. Только это было пять лет назад. А теперь ты уже который год пишешь роман о своей семье.
Если у нас в ближайшее время не будет доходов, мы не сумеем содержать столь изысканный птичник. Если б ты только соглашался продавать птенцов самых изысканных видов другим профессионалам, у нас были б неплохие деньги, но ты и этого не хочешь…
— Чтобы я доверил своих птичек каким-либо простофилям, — начал толстячок, но тут же осекся. — Довина, ты… ты считаешь, что я… я не сумею… нас… нас всех… прокормить?
— Нет, Освальд, что ты… как ты мог такое подумать?
— Да нет, любовь моя, я уже и сам это чувствую… — опустил голову на стол писатель. — Не стоило это делать. Не стоило…
— Освальд, — внимательно посмотрела ему в глаза жена. — Тот день, когда ты завязал с криминалом, был лучшим в моей жизни. Я так рада, что Господь вразумил тебя тогда.
— Это был не Господь, — тихо вздохнул любитель птиц. — А нечто бесконечно противоположное. Один из моих старых… друзей. Однажды он пришел ко мне и сказал, что мне надо заканчивать – или за меня все закончит он. Сказал, что мне лучше посвятить себя орнитологии.
— Значит, он, несомненно, хороший друг.
— О да, несомненно, — вздохнул толстяк.
— Стоп! – подняла палец Довина. – А что если тебе свои ранние годы описать в стиле Даррелла, только с птицами? Путешествия по разным странам – ты ведь много где бывал, продавая оружие… в те годы. Вот и представь, что продавал не оружие, а птиц. А про них ты и так все знаешь, сумеешь доставить колоритные детали. Семью, конечно, тоже упомянешь, только в флэшбэках.
— Что ж, — воспрянул духом писатель. — Смахивает на замечательную идею! Довина, любовь моя… ты всегда была и будешь моим вдохновением!
В этот момент за их окнами послышалось нечто напоминающее злобный хохот. Однако, выглянув наружу, они не обнаружили никого, после чего, пожав плечами, на всякий случай закрыли окна.
— Я до сих пор вдохновляю людей на творчество, — просияло в лунном свете зубастой улыбкой зеленоволосое белокожее существо, двигаясь дальше по своему маршруту.

Его следующим пунктом назначения был находящийся недалеко уютный двухэтажный домик Джервиса и Алисы Тетч, где они праздновали день рождения своего сына Льюиса.
Одним нажатием кнопки на браслете на руке отключив систему безопасности, он легко перемахнул через забор – и тут же тихо зарычал.
— Белые розы… красные розы… все как один чокнутые, еще со времен банды “Страны чудес”, — ворчал он, выползая из кустов и сдирая шипы со спины и прочего.
Тем не менее, это не помешало ему подползти как можно ближе к одному из ярко освещенных окон и, включив заранее установленную в доме аппаратуру, слушать разговоры.
В тот вечер у Тетчей было четыре пары гостей с детьми. Живущие по соседству Крейны, Джонатан, Линдсей и их дочь Мария, и тоже не столь отдаленные соседи Нигмы, Эдвард, Анжела и их дочь Арчи. А также прибывшие из Готэма родители школьных друзей Льюиса, Марты и Уильяма, Джек и Вики Джефферсон и Кит и Эмми Кнутс.
— Похоже, вечеринка будет еще та, — довольно осклабился рот тайного наблюдателя, все еще достающего шипы роз из своего тела.
От его опытных глаз не ускользнуло то, как готэмские семьи свысока смотрят на жителей предместья. Отличались они во всем – и в одежде, и в манерах. Крейны, Тетчи и Нигмы вели себя как одна целая сдружившаяся семья, где никому ничего не надо доказывать. Джефферсоны и Кнутсы же явно напоминали королевское семейство, прибывшее в деревню.
Причем не то чтобы они были особо знатного рода. Джек Джефферсон был всего лишь вторым помощником одного из членов городского совета, а Кит Кнутс – юристом с обширной практикой. Но при этом оба считали себя почти королями мира и обращались с новыми знакомыми соответственно.
Молодежь, впрочем, абсолютно не обращала на все это внимания. Дети радостно общались между собой, совершенно не заботясь о статусе их родителей.
Тем не менее, конфликт за столом рано или поздно должен был возникнуть, и произошел он на стадии жаркого. Сначала речь (участвовали, по старинке, только мужчины, женщины помалкивали) зашла о политике, затем об искусстве, далее об экономике страны – и во всех трех случаях победа оказалась за двумя профессорами, даже без участия Нигмы, то и дело перемигивавшегося с наблюдающей за процессом Арчи – “Надо будет, помогу”. Скромный интеллект раз за разом одолевал зажравшуюся посредственность. Казалось, “пришельцы” побеждены окончательно.
Однако дальше пошла в ход уже нечестная игра. Джефферсоны и Кнутсы подозвали своих детей и напомнили им о недавно преподнесенных подарках. После чего поинтересовались, что подарили своим чадам хозяева праздника и их друзья. И тут разница в капиталах действительно показала себя.
Гости начали довольно улыбаться и в хорошем настроении удалились с закончившегося на не блестящей ноте торжества. Дети же совершенно не обратили внимания на настроения родителей. Все, кроме Арчи, которая подошла к отцу и молча прижалась к нему.
Зеленые глаза с большим удовольствием усмотрели огонь в глазах всех троих бывших знакомых. После этого непрошеный гость перемахнул через ограду и двинулся дальше.

Человек с улыбкой наблюдал за окнами дома, где жил Арнольд Уэскер, с удовольствием вдыхая замечательный ночной воздух предместья.
В этот момент он услышал над ухом звук взведенного курка пистолета.
— Харв, — глубоко вздохнул он. — Как же приятно повстречать старого друга в столь позднее время.
Мне очень нравится это место. Я и не думал, что в результате они надумают поселиться в одном и том же предместье Готэма. Я думал, что они, завязав, разбегутся по разным штатам. Но нет, они решили держать связь. “Аркэм” есть “Аркэм”, чтобы о нем ни говорили. Он сближает людей. Ты так не считаешь?
— А ты не считаешь, что сейчас твоя жизнь закончится? — процедил ему на ухо хриплый голос. — Мне пришлось уйти в подполье, когда были уничтожены все мои люди и все убежища. Кто это сделал, я не знаю. Но знал про них лишь один человек, и это ты. Ты сдал меня какой-то беспощадной смерти, и в результате у меня нет… даже…
— Даже Джильды, не так ли? — ответило саркастичное шипение змеи. — Ты сам забрал ее в одно из своих убежищ. Думал, что там ей там будет безопаснее. И в результате она попала под перекрестный огонь между остатками твоей банды и полицией.
И первое, что ты сделал после этого, во время все той же операции – застрелил Гордона. Одна пуля в голову. Честно говоря, вот тогда я был почти удивлен.
Неудивительно, что после этого тебе была не судьба просто грабить банки в этом городе. Где тебя только не искали… Полиция, мстители, да и просто добровольцы…
— Это же самое касается и тебя, крыса, — прорычал приглушенный голос. — Тебя тоже не нашли.
Зато я знал, где тебя рано или поздно найду. Знал, что, если ты жив, то у тебя будет ностальгия по старым временам. По тем, кого ты считал своими единомышленниками… своей гвардией. Что ты придешь и будешь присматриваться, кого из них можно вернуть.
Все из них могут вести нормальную жизнь… даже я… мог бы… Но только не ты.
— Великолепная психологическая оценка, — кивнул Человек с улыбкой. — Как всегда, пальцем в небо, но пусть будет. Где там вердикт?
Монета была подброшена.
— Смертная казнь, — с удовольствием произнес палач.
— Ни в коем случае, — произнес голос уже над ухом человека с оружием, одним движением вырвав пистолет из его руки. — Вердикт пересмотрен, суд отложен, поступила апелляция.
Повернув голову, тот в лунном свете увидел скелета, который засунул его ствол себе в ребра, поклонился и удалился во тьму.
— Время такое, — развел руками, хохотнув, Человек с улыбкой, повернувшись к обезоруженному экс-прокурору. — Необходима как можно более современная свита. Которую очень трудно убить.
Его собеседник в черно-белом костюме в недоумении замер.
— Да, я люблю блуждать в потемках Аркэмвилля – так я зову предместье Готэма, где все они поселились. Как тень, смотрящая через ярко освещенные окна их домов им в глаза и видящая, насколько им недостает их прежних “я”.
Я представляю, как Освальд злится каждый раз, когда женушка напоминает ему о мемуарах, которые он никак не может закончить, в то время как ненавистный сосед публикует их один за другим. Как Эдвард каждый раз борется с собой, когда вспоминает о том, кем был и кем стал (в его сознании, конечно, я разницу почти не заметил). Я точно знаю, что Крейну, когда он читает лекции, очень хочется хоть на минуту прервать давно надоевшую рутину и показать читающим телефоны на лекциях студентам, что такое настоящий страх. И я прекрасно представляю, какими глазами смотрит на малолетних белокурых дочек своих соседей Тетч. Ох уж этот Кэрролл, скольких людей извел…
— Ты всегда видишь в людях лишь худшее… даже если, может быть, в них этого давно нет.
— Нет или не нет, вот в чем вопрос, — разведя руками, белокожий захохотал. — Может, я ошибаюсь, а может, вижу своим особым рентгеновским зрением ту сравнительно небольшую темную область, которая есть в голове каждого человека.
Озвучу тебе страшное открытие, к которому я пришел спустя годы: на самом деле все люди добрые. То есть белый участок в их головах — быть всегда добрым, щедрым, вежливым и т. д. — в несколько раз превосходит черный.
Только вот белый участок статичен. Если б существовал лишь он, все до одного были б похожи на здоровающихся по утрам роботов, стадами ползущих на однообразную работу.
Черный участок невелик. Но он пульсирует все время, поэтому он определяет личность. У всех он пульсирует по-разному.
Он заставляет белый участок шевелиться, постепенно внедряясь в него, пуская корни. Он дает честолюбие, дает упрямство, дает отвагу, наконец, дает мечты о лучшей жизни. Да и любовь, настоящую, страстную, с желанием пустить весь мир в тартарары и быть лишь с ней, тоже дает он. Если б любовью руководил белый участок, все просто обнимались бы по утрам, как Заботливые мишки.
Естественно, он также дает зависть, ненависть, злопамятство, одержимость, мстительность, многочисленные фобии и психозы, нездоровую похоть и жажду крови.
Черный участок у всех разный. Но делать вид, что его нет, бессмысленно. И, главное, чревато.
Ты признал это в свое время. Хотя… нет, не признал. Не совсем.
Ты же прекрасно знаешь, что на самом деле в тебе нет черной и белой стороны. Есть просто тот белый участок, в который черный пустил корни чуть-чуть, и есть тот белый, которым черный занялся серьезно. Это, в принципе, редкий случай, так как в основном свои щупальца черный распространяет по белому по одному алгоритму. Поэтому ты и почти один такой.
Подбрось монету, чтобы получить ответ, прав я или нет. Только я точно знаю, что в данном случае ты ее не подбросишь, поскольку ответ знаешь заранее. В этот раз судьба тебя точно не обманет, а тебе очень не хочется знать именно ее ответ.
Поскольку его собеседник замолчал, Человек с улыбкой снова взял инициативу на себя, быстро достав из сумки отрезанную голову и бросив ее экс-прокурору. Тот инстинктивно поймал ее на лету.
— “Банан” Марони… Еще вчера он был нынешним боссом преступного мира Готэма… — удивленно произнес наполовину изуродованный.
— Харв, — произнес белокожий таким тоном, как будто они сидели в баре как лучшие друзья, попивая пиво. — Ну когда так называемая организованная преступность могла что-либо сделать с такими, как мы?
Человек в черно-белом костюме почти улыбнулся.
— Он отказался принять ее, так что дарю ее тебе. Думаю, ты оценишь. Одна фамилия имеет значение. Сколько ж эти итальяшки в свое время успели наплодить на Сицилии, что их бесконечные потомки до сих пор прутся в Готэм…
— Стой, — прервал его совсем другим голосом собеседник. — Отказался… он?
— Да, наш любимый, первоначальный он. Можешь верить слухам. Темный Рыцарь снова в строю, и на этот раз это не щенки, а он сам.
Я был рядом и все видел. “Мутантов” побил он. Падал, с трудом дышал, но побил.
Щенки выросли и бросили его, как и следовало ожидать. Так что в строю снова лишь три рыцаря. Он добро, я сочувствующее зло и ты, прости, нечто среднее непонятно что.
Человек с улыбкой вручил наполовину изуродованному телефон.
— Если захочешь увидеть его в действии и, возможно, поприсутствовать или даже помочь, если так решит твоя монета, то сделай звонок. Взамен получишь точные координаты и время. Это будет только один звонок. Время такое.
Кивнув, экс-прокурор засунул телефон в карман. В этот момент они уже вовсе не напоминали заклятых врагов.
— И, так уж и быть, открою тебе большую тайну, Харв, — вздохнул Человек с улыбкой. — Я брожу по Аркэмвиллю вовсе не потому, что им завидую. Я оцениваю, насколько им есть что терять. Насколько они будут в строю, когда у них это отнимут. Не я отниму.
— Тогда кто же?
— Поскольку ты образованный человек, назову тебе лишь одно имя – Честер Абрахам Ингольц.
— Автор безумной теории о том, что достаточно подавить… — удивленно посмотрел на него собеседник. — Я понял, почему ты нес свой бред про черные и белые участки.
— Ага, — зубастый рот довольно осклабился. — А теперь представь, что ее в свое время, два десятилетия назад, хотело реализовать правительство Соединенных Штатов. В ограниченном радиусе, разумеется. Город или два. Поначалу.
Тогда, конечно, ничего не вышло. Не те финансы, не те технологии.
Только вот… сейчас уже есть и финансы, и технологии. Плюс есть очень желающие запустить это… в самое ближайшее время. В планетарном масштабе.
Пару минут экс-прокурор размышлял, задумчиво глядя вниз, затем поднял голову.
— Теперь я точно знаю, что ты сумасшедший, с усиливающейся с годами паранойей, — начал он, но встретился глазами с пустыми глазницами скелета.
— Сэр, — вежливо сказал костлявый. — Мистер Дент, за пистолет простите, работа такая. Вам эта голова действительно нужна?
Он указал на голову “Банана” Марони, которую наполовину изуродованный продолжал держать в руках.
— Он ведь, — плаксиво продолжил скелет, — нам и мячика не дает. И телевизор смотреть не позволяет. Считает, что иначе мы сойдем с ума и попробуем мир захватить, как будто он уже не захвачен без нас. А нам же надо как-то развлекаться. Даже нам. Я Бен, они Мэгги, Ральф и Бэтси.
Человек в черно-белом костюме продолжал молча смотреть на скелета и троих таких же, стоящих за ним.
— Приятно познакомиться, — произнес, наконец, он.
— Спасибо, мистер Дент, сэр, — щелкнул зубами череп. — Так вот, если Вы собираетесь эту голову заспиртовать и поставить в банку с выколотыми глазами, то мы с ребятами абсолютно не против. Это дело святое. Но если Вы ее просто выкинете, то…
Этой головой так здорово играется и в футбол, и в баскетбол. Вы б видели, как Мэгги забивает ей трехочковый. В бейсбол, правда, не вышло. Надо будет попробовать ухом. Или глазом.
— Я понял, — кивнул наполовину изуродованный. — Можете забирать голову.
— Спасибо, мистер Дент, сэр! – радостно крикнул схвативший голову скелет, уносясь прочь вместе с остальными. — Успехов в Вашей следующей предвыборной кампании!
— Клоун идет в ногу со временем, но его шутки здоровее не становятся, — утомленно произнес бывший прокурор.

Вадим Григорьев.