EmperorJoker

Глава 10. Аргументация

Джек Костелло, более известный как “Гроза Бронкса”, глубоко вздохнул.
Недобрые предчувствия не обманули. И стоящая перед ним на ринге тощенькая противница оказалась в точности тем, о чем он подумал сразу, когда назначили их поединок.
А подумал он, что все это неспроста. Версию, что все предыдущие поединки девчонки были куплены, он отбросил сразу – на таком уровне это были б такие взятки, какие любые выигранные деньги не смогли б компенсировать. Версию, что Гидеобрии, как ее все звали, просто везло, поскольку ей в противники доставались бестолковые мешки, отбросил тоже, просмотрев список ее предыдущих побед – среди них были опытные, толковые и умелые бойцы.
В отличие от большинства бойцов и их менеджеров, Костелло в молодые годы немало поколесил по свету, работая по найму то солдатом, то охранником, и повидал всякое. Он знал, что есть в мире организации, тренирующие бойцов с детства. Учащие их максимально использовать свои таланты, компенсируя какие-либо недостатки. Ему доводилось видеть, как карлик ростом чуть больше метра вырубает двухметровых здоровяков, запросто уходя от чужих ударов и вкладывая весь свой вес в каждый из своих. И предчувствие подсказало ему, что новый бой будет чем-то в этом роде.
Оно не обмануло. Худенькая девочка на глаз лет шестнадцати передвигалась, как ветер: стоило замахнуться – и она уже была за спиной. Умение читать движения противника дополняло мастерство в нанесении молниеносных ударов: каждый раз в них вкладывался весь вес, и главное, наносились они либо в крайне болезненные точки, либо туда, где могли нанести серьезный ущерб для здоровья.
После первого же раунда Костелло уже четко понимал, что не в своей лиге, и не считал позорным признать поражение. Но шоу-бизнес есть шоу-бизнес, поэтому он продолжал бой, даже рискуя стать калекой.
Со смехотворной легкостью уйдя от двух его ударов, юная противница на секунду задумалась, как бы прикидывая, не испробовать ли какой-то новый для нее маневр. Не мешкая, Костелло попытался достать ее правой, но она молниеносно нырнула ему под руку и, вложив в удар весь вес, врезала ему ногой чуть выше стопы.
Гордость не позволила ему заорать от боли, но ничто не помешало опуститься на колено. Тут же небольшой, но очень бодрый кулачок ударил в висок, в нос и снова в висок. Затем еще два раза в нос.
— Кричи мое имя, — посоветовал веселый девичий голос. — Еще пока не искалечила.
Немного подумав, Джек сделал выбор. Дождавшись еще пары ударов, он упал на ринг и не поднимался.
Судья зафиксировал победу и поднял руку девушки.
— Гидеобрия! Гидеобрия! – вопила публика.
Тогда Костелло не спеша поднялся – боль все еще была адской. К этому явно не был готов никто, в том числе победительница – она внезапно стала похожа на испуганного ребенка. Но он просто уважительно кивнул и пошел прочь с ринга, прихрамывая.

— Вот и новая победа, — констатировал факт Человек с улыбкой. — Еще одна такая – и мы сможем переехать в действительно комфортную гостиницу. Если ты, конечно, не собираешься содержать эту милую коммуну всю оставшуюся жизнь. Нет, они, конечно, замечательные люди, которым просто не повезло в жизни, но есть понятие “балласт”. И коль уж у тебя наметился взлет, то его не должно быть.
— А как насчет нашей первоначальной цели – узнать, кто я? – поинтересовалась Вакико.
— Так мы к ней и движемся. Чем больше шума будет вокруг твоего имени, тем больше шансов, что тебя кто-нибудь узнает.
— Что ж, логично… А ты не хочешь попробовать поиграть с моей головой так, как ты делаешь с этими детьми? Может, так я смогу что-то вспомнить.
— Нет, ни в коем случае, — покачал он головой. — Я могу совершенно случайно поломать тебе всю координацию движений, и после этого на твоей спортивной карьере можно будет поставить крест.
— Почему же с этими детьми ты ничего не боишься?
— Потому что они мне никто. Потому что мне все равно, живы они или нет. Мне все равно, выйдут они из-под моих рук излечившимися или же до конца жизни будут капать слюной. Поэтому с ними я не боюсь рисковать. Не с тобой.
— Наверно, так и должно быть, — задумчиво сказала Вакико, немного помолчав. — У доктора, делающего опасные операции, должен быть барьер… чтобы не бояться рисковать и делать чудеса.
— Хочешь пойти сегодня отмечать с Джексон и прочими?
— Нет, сегодня давай отметим вдвоем. Закажем по пицце – я сейчас слона съесть готова – и винца бутылочку на двоих. Что скажешь?
Зеленые глаза внимательно посмотрели на нее.
— Я пью один раз – в день победы, — поспешно уверила девушка покровителя. — И только вино.
— Тогда ладно… побед у тебя в последнее время много. Еще одна причина вырвать тебя из этого окружения поскорее.
Он позвонил и сделал заказ.
— А тебя не удивляет, — осторожно начала Вакико, — что те, кто совсем недавно ставил нам потолок, теперь, наоборот, заботятся о том, чтобы у меня были самые престижные противники и самые громкие бои?
Она до сих пор не совсем понимала, в каких отношениях между собой находятся разные личности Человека с улыбкой.
— Ничуть, — невозмутимо ответил он. — Они, наконец, поняли, на ком можно заработать настоящие деньги. До идиотов доходит медленно. А деньги – единственное, что их интересует.
— Угу, — кивнула Вакико.

После их маленького пира на двоих она терпеливо дождалась, когда Человек с улыбкой ляжет на кровать и закроет глаза.
Через десять минут горящие потусторонним блеском зеленые глаза открылись.
— Все думаю, какую именно мелодию подобрать к этому моменту, чтобы проигрывать ее хотя бы мысленно, — жизнерадостно поделилась Вакико.
— О, тут такой простор, — произнес Человек с улыбкой совсем другим голосом. — Тут все торжественно-зловещие мелодии стоят в очереди. Надо серьезно напрячь голову. Но ты права. Если есть хоть один зритель, то и музыка должна быть.
И помни – дар шоумена у тебя от меня. Вот это ногодрыганье – это его. А идею подкинуть музыку могла только моя кровь породить.
Я так понимаю, сегодня ты меня дожидалась без какой-либо конкретной цели. Просто захотелось… еще повеселиться?
— Что-то в этом роде, — признала Вакико. — Что мы будем делать сегодня?
— “Мы”? Ты готова идти за мной? Я прекрасно помню, что совсем недавно ты говорила, что не понимаешь, как таких выносит земля, и что будешь сражаться с такими, как Гидеобрия.
— Я… пересмотрела свое отношение, — потупила глаза девушка. — Жить намного проще, когда находишься в одном лагере с тобой, а не наоборот. Ты мой дед, меня не обидишь. А без тебя желающие обидеть уж точно найдутся, это я уже наверняка знаю.
— Мудрый практичный подход, — собеседник остался доволен ее ответом. — И это тоже от меня. Никаких там глупых принципов. Все лишнее отброшено. Вот так-то, Брюс.
— Что ж, — белокожий подошел к Вакико. — Сегодня задача не очень сложная и, тебя это удивит, человечная. Помочь старому другу воссоединиться с семьей.
После войны этот друг вернулся собой настоящим. Это как… если б я ушел на войну тем милым джентльменом, чьего момента засыпания ты ждешь с нетерпением, а вернулся таким, как сейчас. Его жена не поняла, не оценила и ушла с ребенком прочь. Теперь их надо вернуть. Угадай, для чего?
— Чтобы… нет, не то… Чтобы он чувствовал себя обязанным… И чтобы помнил, кто главный. Кто может то, чего не может он.
— Умница, — белоснежная рука поласкала ее волосы. — В операцию вмешиваться не будешь, твое задание – наблюдать из окна и мотать на ус.
— Согласна, — кивнула Вакико, взяв белую руку.

Страшный клоун материализовался посередине гостиничного номера. Молниеносным движением извлек пистолет с глушителем и прострелил головы двум дрыхнущим на диване здоровякам. После этого прогулялся к одной из кроватей и сделал девочке-подростку быстрый укол. Только после этого подошел к другой кровати и щелкнул пальцами над ухом у женщины средних лет.
— Просыпайся, Линдсей, — посоветовал он добродушно. — Пока ты еще жива.
Женщина открыла глаза и тут же замерла, увидев трупы.
— Я же говорил – в полицию не обращаться, — жизнерадостно прокомментировал гость. — Они не помогут и не спасут. Они могут просто умереть. Чем больше позовешь, тем больше умрет, их дети останутся сиротами, жены вдовами. Меня это устраивает, а тебя?
— Чего тебе надо? – устало произнесла женщина. – Ты еще хуже, чем он…
— О, я намного хуже, чем он. Он тебя любит, а я нет. Ему ты нужна живой, а мне нет. Как и твое дитя.
— Оставь Марию…
— Нет, не оставлю. И если надо будет, убью обеих. Не моргнув глазом.
— Я… я скажу комиссару… я…
— Комиссару, — Человек с улыбкой закатил свои бешеные зеленые глаза. — Ладно, сейчас.
Нажав на обруч на руке, он исчез, но через несколько секунд вернулся – уже в компании очень полного человека лет пятидесяти, ниже его почти на голову, в трусах и майке, которого держал за шиворот.
— Вот комиссар, — пояснил белокожий. — Обращайся.
После того, как женщина промолчала несколько минут, он повернул толстяка к себе.
— Вот видишь, — громко начал он. — Ты никому не нужен. Все знают, что если я кого-то хочу убить, то убью, а ты ничего с этим не сделаешь. Так ведь?
Врубившись, наконец, в ситуацию, толстяк молча встал на колени.
— А я ведь помню твою речь сразу после назначения. Как там это было? Ах, да. “Отныне и навсегда в этом городе больше не будет никаких Джокеров, Пингвинов, Риддлеров и прочего отребья”. Здорово звучало, грозно.
Я вот думаю… почему бы тебе не повторить эти слова еще раз, в комфортной обстановке одной из ведущих телестудий? Надо же хоть что-то толковое сделать перед смертью.
— Какой это канал? – спросил он женщину, указав на включенный телевизор. Услышав ответ, кивнул, взял стоящего на коленях комиссара за шиворот и исчез.
Появился он на экране телевизора, все еще в компании униженного стража закона. Быстро осмотревшись, кивнул ведущему программы, щелкнул пальцами – и тот сразу покинул кадр.
— Леди и джентльмены, — начал нежданный визитер, разведя руками. — В данный момент я с вами, чтобы подтвердить то, в чем вы и так давно уже не сомневаетесь. Торжество закона и порядка. Торжество, кивни.
Комиссар покорно кивнул.
— Эти люди – истинные герои, — задумчиво продолжил белокожий. — Каждый из них готов ради вас, простые граждане, пожертвовать своей гордостью… честью… да и жизнью.
В этот момент он извлек из рукава бритву и перерезал толстяку горло.
— Жизнью, — философски продолжил он, как ни в чем не бывало. — Этот человек – герой. Он согласился встать передо мной на колени только потому, что я пригрозил взорвать детский садик. Вот и хороните его как героя. Только поторапливайтесь – в скором времени вам еще будет кого хоронить.
С этими словами он исчез – и тут же появился в номере.
— У кого-то еще есть намерения обращаться к властям? – невинно поинтересовался он.
Женщина молчала, опустив голову.
— Да что тебя так заело, Линдсей? – не выдержал гость. – Что он такого сделал, что ты обиделась? Ты же знала, с кем ты живешь. Да, они все до поры до времени вели себя как завязавшие на всю жизнь алкоголики. Но потом появился я и начал эту войну. Дал им снова почуять вкус чужой крови. Вкус чужого страха. Вот они и вернулись… несколько другими. И твой муж в первую очередь.
И что ты? Вместо того, чтобы попытаться понять и усмирить, ты просто ушла. А в моей вселенной так не делается.
Ты не любишь его сейчас… но, по-моему, на самом деле никогда и не любила. Было подростковое увлечение. Была благодарность за то, что он раз помог тебе серьезно самоутвердиться. Был комфорт, потому что он показал себя и компетентным главой, могущим прокормить семейство, и хорошим отцом. Но любовь… очень сильно не думаю.
Вот и возвращайся к нему теперь. На какую-либо другую, настоящую любовь в своей жизни не рассчитывай – если она появится, то я ее убью. Мне ты – вы обе – нужны при нем и при нем только.
Я расскажу, что будет дальше. Даю один день на раздумья. А дальше свой долг придет требовать Микки “Три пальца”. Сегодня утром я убил ту шестерку, с которой имела дело ты, поэтому твой долг унаследовал Микки. Его зовут “Три пальца” не просто так. Он считает, что для комфортного существования человеку вполне достаточно трех пальцев на руке. В каком-то смысле он прав.
И Микки будет терроризировать тебя три раза в сутки очень не шуточно. Девочку он пальцем не тронет, тут ему шлагбаум четкий поставлен. А вот относительно тебя все ограничения сняты.
От моих так называемых друзей жены не уходят. Живыми. Вот просто не уходят – и все тут.
Тебе достаточно будет позвонить Джонатану и попросить его о помощи. О, небеса, как же он ждет именно этого звонка. Стоит ему появиться – и о Микки и прочих неприятностях ты сможешь забыть раз и навсегда.
И будешь дальше жить припеваючи. Для Марии я уже несколько вариантов будущего присмотрел, Джонни-Бою теперь надо выбрать из них подходящий.
— А что за это должен будет сделать он? – тихо спросила женщина.
— А-а, все же друг-профессор умную спутницу жизни себе присмотрел, — оскалился ярко-красный рот. — Он должен будет делать лишь то, что умеет лучше всего. То, что любит больше всего. Постепенно погружать этот город в пучину тревоги и ужаса.
Мне нужно, чтобы каждый человек в этом городе, открывая глаза, в первую очередь начинал бояться.
Бояться глобальных процессов, экономических кризисов, всемирных эпидемий, способных раз и навсегда поломать его маленькую жизнь. Бояться своих собственных, маленьких семейных кризисов. Бояться потерять работу – и бояться своего начальства. Бояться закона – и бояться беззакония. Бояться власть держащих – и бояться того, что они уйдут, бросив его на произвол судьбы.
Я, конечно, сыграю свою роль в нагнетании этой атмосферы. Но и Крейн для этой цели мне тоже необходим.
Поэтому я в качестве задатка верну ему семью. Хочешь ты того или нет.
В конце концов, мы над вами купидоним уже давно. Моя жена свела тебя с любимым профессором в роковой момент, что и стало началом вашего союза. Это, надеюсь, ты помнишь.
— Помню, — кивнула Линдсей. — О ней я ничего плохого сказать не могу.
Что ж… я подумала и решила. Можешь отозвать псов. Я позвоню сегодня Джонатану. Любовь, не любовь, на пути у таких планов, как у тебя, лучше не стоять.
— Это правильно. Я знал, что ты придешь к нужному выводу без каких-либо дополнительных… аргументов.
— А можно взамен на покладистость вопрос?
— Валяй.
— Для чего нужна эта атмосфера страха? Я никому не скажу.
— А даже если и скажешь, то кто тебе поверит. О, это атмосфера не просто страха, но и террора и отчаяния. Доходы населения будут уменьшаться с каждым днем, а бомбы будут взрываться ежедневно повсюду. А требуется это для того, чтобы как можно более сладким был тот день, когда это внезапно закончится. Чтобы он раз и навсегда отпечатался в коллективном сознании как пришествие мессии. Не меня, конечно, но под моим чутким руководством.
— Поняла, — вздохнула Линдсей. — Как я уже сказала, позвоню сегодня Джонатану. Дальше дело за ним. Это все?
Человек с улыбкой кивнул и, нажав на обруч на руке, удалился.

— Я не все поняла из сегодняшнего урока, — призналась Вакико, укладываясь спать. — Но одно точно поняла. Своего добиваться ты умеешь. Даже, так сказать, по-доброму.
— Вот и чудно, — кивнул, ложась на свою кровать, Человек с улыбкой.
На этот раз он дождался, когда собеседница заснет, и после этого телепортировался.

Материализовавшись рядом с большой кроватью, он улегся, обняв Каори.
— А можно, — начала она через полчаса, — я посмотрю ее бой? Жутко интересно, как она сейчас…
— Не сейчас. Ты можешь пробудить воспоминания, а они в свою очередь поломают фокусировку. Мне и то пришлось пару недель работать так, чтобы она ни на что не отвлекалась.
Но у меня есть записи. Чуть позже посмотришь их.
— Ты еще не ставил ее драться за пределами ринга.
— Это следующий этап.
— Неужели ты действительно поставишь ее против Бэтмена, который смеется?
— А как ты думаешь, кто будет драться с ним на самом деле?
Тихо хохотнув, Каори обняла белоснежную шею.

Вадим Григорьев.