EmperorJoker

Почти три десятилетия назад Фрэнк Миллер в “Возвращении Темного Рыцаря”, наряду с Аланом Муром в “Хранителях”, переопределил понятие “супергеройский комикс”, вложив в свою работу неслыханное по тем временам количество взрослых тем, серьезных вопросов и социальных наблюдений. В какой-то мере это можно сказать и о миллеровском Джокере: Фрэнк первым почти полностью отбросил комедийную, игровую составляющую образа, сосредоточившись на бесчеловечной, дьявольской природе зла, носителем которого является существо с клоунским лицом. Это был не хохочущий злодей, с которым готэмский мститель может стабильно сражаться раз в несколько месяцев. Это был Джокер для последнего поединка, предельно экстремальный и шокирующий сеятель смерти, с дальнейшим существованием которого мириться было невозможно. Вдобавок Миллер недвусмысленно намекал на гомосексуальный характер одержимости маньяка архи-врагом (слово “дорогой” в адрес Бэтмена, собственная губная помада) – мотив, который недавно довел почти до абсурда Скотт Снайдер в своей саге “Смерть семьи”.
Для озвучивания столь специфического Клоуна – Принца Преступного Мира определенно требовался актер, ранее не работавший с образом. Андреа Романо остановила свой выбор на Майкле Эмерсоне, чьи злодейские роли в телесериалах были отмечены двумя премиями “Эмми” (подробнее тут). “Это пугающий вызов, когда думаешь о том, как внимательно люди следят за этими большими супергеройскими франчизами, — рассказывает актер. — Слава Богу, я не видел “Темного Рыцаря”, когда занимался этой работой, потому что я мог опустить руки и сказать: “Это невозможно”. Никто не хочет быть Джокером после Хита Леджера. Однако это был другой медиум, и, думаю, все прошло довольно хорошо”.
Интересно, что источником вдохновения для Эмерсона был один из менее опасных экранных Джокеров: “Если бы я знал, насколько значимо играть эту роль в данной франчизе, думаю, я был бы испуган, когда взялся за нее. Должно быть, я был занят или отвлечен, потому что я взялся за дело беспечно. Я не видел этих последних широкоэкранных “Бэтменов”. Наверно, это благословение. Позже, когда я видел Хита Леджера, я думал: “О, Боже. Если б я видел это, я б не смог работать”. А вышло так, что моей единственной ролевой моделью был Сезар Ромеро, и я думал, что, конечно, смогу сыграть так же хорошо, как Сезар Ромеро”.
Поскольку экранизация “Возвращения Темного Рыцаря” была разделена на два самостоятельных фильма, сценарист Роберт Гудман принял мудрое решение свести к минимуму появления Джокера в первой части, превратив его пробуждение (в оригинале имевшее место в первой же главе из четырех) в отличный “клиффхэнгер” для финала. Сначала о Клоуне – Принце Преступного Мира упоминают в своем разговоре постаревшие Гордон и Уэйн. Комиссар рассказывает о том, что нынешние юные бандиты совершают преступления без какой-либо причины, и Брюсу это кое-кого напоминает; Гордон отвечает, что, к счастью, ОН ведет себя тихо. Далее мы видим того, о ком шла речь, в почти “овощном” состоянии в “Аркэме”, где его кормят с ложечки. Столь же короткая сцена в психушке имеет место после возвращения на готэмские улицы Рыцаря Ночи: услышав по телевизору знакомое имя, пациент-коматозник начинает шевелить зрачком.
Финал первой части кажется вполне оптимистичным: лидер мутантов повержен, его орда разогнана, у многих горожан появляется вера в справедливость. Есть лишь одно но: после многократного повторения по телевидению имени готэмского мстителя сидящая спиной зеленоволосая фигура начинает подавать признаки жизни. Сначала она поднимает голову, затем встает и, наконец, поворачивается. На лице, впервые за многие годы, появляется хищная улыбка. “Б-б-б… Бэтмен. Дорогой!” (К счастью, в экранизации это слово звучит лишь один раз.)

Вторая часть стартует с разговора злодея с Бартоломью Волпером, похожего на имевший место во второй главе оригинала. “Джокер – вроде как любимый пациент доктора Волпера, — рассказывает озвучивший психиатра Майкл Маккин. — Он самый безнадежный, как считает общество, что доктор Волпер воспринимает как вызов. Он взволнован и обрадован, когда видит, что у Джокера такой прогресс, и думает, что все настолько хорошо, что следующий шаг – привести его на публику, чтобы вроде как показать свою собственную работу. Это не приводит ни к чему хорошему”.
Клоун – Принц Преступного Мира с помощью телевидения следит за реакцией на возвращение архи-врага самых разных горожан, и на его лице вновь появляется хищная улыбка. Впрочем, она исчезает при появлении доктора. Самовлюбленный психиатр доволен резким прогрессом в лечении любимого пациента, тот же в ответ изображает раскаяние и, играя, как на арфе, на тщеславии Волпера, аккуратно подает ему идею устроить совместное выступление в телешоу. Стоит доктору поспешить к телефону, как зловещая улыбка возвращается на лицо.
“Он один из тех великих злодеев, которых такому актеру, как я, нравится играть, потому что у него есть слои – у него есть лицо для мира и лицо для себя, — объясняет Эмерсон. — Он своего рода злодей, который является прирожденным актером. Все это одновременно радует и ставит в тупик”.
Далее зритель знакомится с Абнером – яйцеголовым толстяком, единственным из бывших подручных Джокера, кто не утратил веру в него. В комиксе он появлялся в первой главе и по приказу босса делал для Харви Дента бомбы, которые взорвутся независимо от того, хочет того экс-прокурор или нет. В экранизации его разговор с шутом-маньяком является комбинацией таковых из первой и третьей глав. Таланты Абнера не ограничиваются созданием бомб: он умеет делать похожих на детей роботов, начиненных “газом смеха” и способных изображать вполне человеческие эмоции вроде страха и злобы, – комиксовая условность, перекочевавшая в картину из первоисточника. “Джокер является воплощением некой темной, страшной части человеческого Ида – но у него больше фокусов!” – веселится Эмерсон.
По мнению же Бэтмена, о планах Клоуна – Принца Преступного Мира знают и другие его помощники, в частности колоритная мускулистая нацистка по имени Бруно (интересно, что у создателей ленты не было в случае с ней никаких проблем, — цензоров заботило лишь то, чтобы персонажи не курили). В “Возвращении Темного Рыцаря” мы так и не узнаем, оправданы ли подозрения Человека – Летучей Мыши или нет, но в “Звезданутых Бэтмене и Робине” того же Миллера, разворачивающихся в той же Бэт-вселенной в ранние годы готэмского мстителя, Бруно действительно служит смертоносному шутнику. Бывший член банды мутантов характеризует ее как “подружку Джокера” – одно из свидетельств того, что миллеровские намеки на нетрадиционную ориентацию злодея в экранизации свели почти к нулю. Это подтверждает и использование в ленте маньяком пресловутой губной помады лишь в качестве оружия: как только дело сделано, он тут же стирает ее с губ.
Джокер – единственный из персонажей, кому отсутствие в адаптации внутренних монологов стопроцентно пошло на пользу, доведя до предела непредсказуемость его действий. Скажем, в комиксе ночью перед выступлением в шоу Дэвида Эндокрина он думает о том, что скоро окажется на свободе; в фильме же его недобрые планы обозначены лишь намеками. Не то чтобы психопат стесняется говорить о своих намерениях вслух: он прямым текстом заявляет о том, что убьет всех в этой комнате, однако бестолковый Волпер просит присутствующих не воспринимать эти слова всерьез, за что и платит, становясь первой жертвой. В оригинале Джокер сначала отравленным поцелуем убивал женщину, здесь же он молниеносно и кроваво приканчивает доктора фирменной чашкой шоу, устраивая из этого небольшой гэг и заставляя вспомнить карандаш из “Темного Рыцаря” и стакан воды из “Под Красным Колпаком”. Секундой позже в студию влетают “Бобби” и “Мэри”, и зрители начинают умирать от “яда смеха”. Эндокрин держится, затаив дыхание, дольше других, давая Эмерсону возможность произнести восхитительно садистским тоном: “Дыши, Дэвид. Дыши”. Всего в студии гибнет 206 человек (ранее на счету у шутника, по словам Эндокрина, было около 600 жертв).

Следующая остановка на пути к неизбежному последнему поединку – служба эскорта Селины Кайл: клоун-убийца подчиняет бывшую Кэтвумен с помощью контролирующей разум помады, глумится над ней, наряжая в костюм Чудо-Женщины, и использует одну из ее работниц, Элси, чтобы свести с ума и убить конгрессмена Гектора Алехандро Ночеса. А дальше – сногсшибательный финал в парке аттракционов.
На вопрос, каково было писать Джокера, пожалуй, наиболее смертоносного из всех и даже более жуткого, чем в комиксе Миллера, Роберт Гудман отвечает: “Это была фантастика. Все герои и злодеи в оригинальных книгах – это самые экстремальные, гротескные версии себя. Супермен – окончательный бойскаут, Бэтмен – окончательный мститель, и Джокер – окончательный безумный массовый убийца. Редко когда автор может изучить персонажей так далеко на границах человеческого поведения, проникнуть в их головы и найти оправдание и реализм для настолько экстремальных действий – так что это просто улет и большой праздник для меня”.

Издалека заприметив архи-врага, Клоун – Принц Преступного Мира спускает на него взрывоопасного “Бобби”. Когда же голова уничтоженного робота падает на землю, злодей велит Абнеру и “Мэри” заняться Робином-Кэрри, а сам вступает в поединок с Летучей Мышью. Нельзя не отметить, что этот Джокер, несмотря на возраст, чрезвычайно проворен и боеспособен: он достаточно ловок, чтобы уворачиваться от бэтерангов, и достаточно силен, чтобы быстро восстанавливаться после самых яростных ударов мстителя. Маньяк начинает сражение в привычном стиле, паля по противнику, даже не стараясь как следует прицелиться, но застрявший в глазу бэтеранг мгновенно дает ему понять, что на этот раз у игры совсем другие ставки. Впрочем, это лишь веселит его: удирая от героя в зеркальной комнате и хаотично хватая заложников, злодей хохочет и пошучивает, как делал бы на его месте любой другой Джокер.

Пожалуй, главное отличие шута-убийцы экранизации от его почти лишенного эмоций аналога из миллеровского комикса – радость от творимого им зла, столь привычная для персонажа в его многочисленных анимационных инкарнациях. “Роль несет освобождение из-за ее масштаба, — считает Эмерсон. — Когда он смеется, его ничего не сдерживает. Когда он кричит в ярости, в этом нет ничего контролируемого”. Получая удовольствие, Клоун – Принц Преступного Мира отнюдь не становится менее эффективным: он ранит и почти убивает заклятого противника в зеркальной комнате. Зарезав полицейского и забрав у него пистолет и дополнительные обоймы (нестандартная предусмотрительность для безумца), злодей переходит в гиперсмертоносный режим, расстреливая в Туннеле Любви всех, кто попадается у него на пути (как минимум дюжина трупов). Ранее создатели фильма решили не показывать гору трупов детишек, угощенных Джокеровскими сладостями, зато в сцене в Туннеле взяли реванш: продюсер Брюс Тимм и режиссер Джей Олива даже решили сократить число ударов ножом, полученных Бэтменом от архи-врага, с семи до четырех, чтобы не заработать рейтинг R. В такой ситуации решение героя свернуть психопату шею выглядит не иначе как попыткой спасти собственную жизнь.

Джокер: Мы наконец дождались его, не так ли? Момента, о котором мы оба мечтали.

В последние секунды жизни Джокер в глазах истекающего кровью Брюса трансформируется в монстра, который, продолжая издеваться, доламывает себе шею, чтобы мстителя считали убийцей. Темный Рыцарь плюет на труп, затем поджигает его, и ему кажется, что пылающий скелет маньяка продолжает смеяться над ним.

“Это был шанс перестать быть смирным или сдержанным, — рассказывал Эмерсон. — Во всех шоу, где я участвовал, важно было оставаться сдержанным или маленьким. А когда играешь Джокера, предел – это небо…
Я знаю, что это франчиза, на которую люди возлагают очень большие надежды, и они преданны тем, кто играл эти роли ранее, так что, надеюсь, они отнесутся благосклонно ко мне”. И действительно, публика, за последние годы привыкшая к тому, что в разных анимационных шоу и полнометражных картинах за роли легендарных персонажей берутся все новые и новые актеры, весьма положительно встретила и “Возвращение Темного Рыцаря” в целом, и его трактовку образа самого страшного злодея всех времен, наследующую силу миллеровского варианта и сглаживающую отдельные спорные моменты. Этот Джокер мало похож на философствующего анархиста или на криминального комедианта, однако как воплощение всего самого жуткого из присущего образу он, несомненно, имеет немалую ценность.

Вадим Григорьев.