БЕЗРАДОСТНАЯ ШУТКА. Пролог

Пролог

Вздохнув, Алексис Кэй открыла глаза.
“Уже почти утро. Да… шесть часов. Может, пятница? Да нет, суббота. Выходить мне. Может, Харлин поможет, а может, и нет. Все зависит от того, как у Джека продвинулось с расследованием. Если увязнет в нем, то о ней может месяцами не вспоминать. Зато если удача у него в кармане, то он забирает ее к себе на неделю, а то и две. А хозяину что – Джек всегда платит наперед наличными. Он хоть жить в баре может – ключ у него есть, после того, как Джек отвадил от него азиатские кланы, хозяин ему что угодно позволит”.
Придя на место работы, Алексис обнаружила, что постоянный клиент уже на месте и опустошает, судя по всему, не первый стакан.
— Доброе утро, Алексис, — поздоровался он, быстрым живым взглядом любуясь ее фигуркой в черно-фиолетовом костюме, пока она не успела облачиться в стандартную форму официантки.
Джек Нэпиер был личностью странной. Казалось, в таком городе, как Готэм, идеалистам не место, и, тем не менее, он мог месяцами заниматься делом какого-нибудь бедняка, неизбежно наталкиваясь на установленные непробиваемой коррупцией стены. При этом он не то что держался на плаву, а и был весьма небедным человеком – просто потому, что у него была репутация лучшего частного детектива в городе, не брезгующего никакой работой. Если какому-либо богатею требовалось срочно выяснить, изменяет ему жена или нет, он нанимал Джека – и тот за пару суток выдавал такой результат, на какой бы работникам другого детективного агентства понадобились бы недели. И с продажной с головы до ног готэмской полицией он был в более чем просто хороших отношениях: когда копы оказывались в тупике в ходе очередного громкого расследования (а такое случалось регулярно), он сразу подключался и помогал найти разгадку, причем его абсолютно не интересовало, упомянут его имя в газетах или нет.
Больше всего он любил проводить время в баре Керра. Стоит ли говорить, что все официантки были в него влюблены, но он всем предпочитал Харлин.
— Доброе утро, мистер Нэпиер. Не слишком рано начинаете?
— Нет, не слишком, — зевнул он. — Сегодня хороший день. Тот самый день.
— Значит, Харлин опять не выйдет на работу, — посмотрела на него Алексис с на самом деле притворным неодобрением. Поняв шутку, он рассмеялся.
— О, у Харлин будет вся эта праздничная неделя, — он беззаботно махнул рукой.
— Значит, Вы вычислили его. Того убийцу, что оставляет загадки.
— Еще бы не вычислил, Алексис. След он за собой оставил знатный. Но главное – я, единственный из всех, понял, чего он на самом деле добивается. Оставалось всего лишь ждать, когда он пойдет на контакт. Что и случилось вчера вечером.
— Значит, теперь он в полиции и…
— Он был у меня в конторе, а теперь он в очень тайном месте. Я почти боюсь думать, что полиция с ним сделает, если найдет. Нет, этот паренек мне пригодится. Многое смог накопать. Мэр, комиссар, окружной прокурор – это все цветочки.
Главное, это…
Глубоко вздохнув, Алексис подошла к посетителю и погладила его по голове.
— Мистер Нэпиер… — они встретились глазами. — Джек… Пожалуйста, не делайте этого.
— Не делать чего, Алексис? – он продолжал изображать беззаботность.
— Не связывайтесь с ним. Не существует способов бороться с такими, как он. У него в кармане мэр, прокурор и все остальные.
— Это так, дорогая моя. Но и я не могу.
В этот момент всю беззаботность как корова языком слизала, и зазвучал совсем другой голос – полный грусти и горечи.
— Я был там в ту ночь.
Проходил поблизости, дышал свежим воздухом. Зашел в Преступную аллею – никто не звал ее так тогда.
Два выстрела – и плачущий ребенок. Только вот о правде история умалчивает.
Джо Чилл был просто мелким воришкой с револьвером в руке. Томас Уэйн сбил его с ног двумя ударами в нос, и тот удрал.
Кто сделал два выстрела – это другой вопрос.
Доктор ничего не успел понять – ему стреляли в спину.
Но я никогда не забуду глаза Марты. Ее он застрелил в упор. Свою собственную мать.
А после этого я… просто начал смеяться. Он смотрел мне в глаза и уже поднял ствол. Не знаю, что его напугало. Может, мой смех. Может, тот факт, что возможен свидетель.
— Джек, — еще раз ласково погладила его по голове Алексис. — Сколько не наблюдаю за вами с Харлин все эти годы… Вы воюете с рекой. Вам не победить.
— А она права, Джек, — услышали они сзади полный презрения голос. — Деваться тебе некуда. Уже некуда.
Повернув голову, Алексис увидела молодого полицейского офицера. Нэпиер же просто плюнул ему под ноги.
— Меркел. Опять Гордон шлет своих шавок вместо того, чтобы прийти, как мужик, сам.
— Сегодня он придет, Джек, не сомневайся, придет. И придет не один. Они уже стоят у дверей. Я вроде как… добровольный посланник. Я просто слишком хорошо знаю, что именно с тобой сделают, поскольку наблюдал подобное не раз. И именно поэтому озвучиваю наше предложение. Ты отдаешь нам Нэштона – и можешь топать из города на все четыре стороны, тебя никто пальцем не тронет. Но не вздумай возвращаться.
— Я не вздумаю возвращаться, потому что не вздумаю уезжать. Здесь мой дом, и его боль я впитал с молоком матери. Впитал все, что тут есть. И бедность, неожиданно оказывающуюся великодушной. И богатство, жадное, тупое, безжалостное и высокомерное, вредящее и себе, и другим. Никто не заставит меня уйти отсюда.
Пожав плечами, офицер удалился.
— Возможно, ты передумаешь, узнав, что твоя дорогая Харлин уже мертва, — с этими словами в бар зашел высокий широкоплечий молодой человек лет двадцати двух.
Впрочем, он тут же остановился – его испугало то, с какой скоростью детектив мгновенно оказался прямо перед ним, выпрямившись в полный рост. Их глаза находились на почти стопроцентно одном уровне.
Нэпиер улыбнулся и протянул руку.
— Доброе утро, мистер Уэйн, — произнес очень странный голос, который Алексис еще ни разу не слышала от клиента, проводящего в их баре как минимум две трети всего своего времени. — Давно мечтал о личной встрече. Так что Вы там говорили? Какая-то… простите, Квелин?
— Харлин, — лицо незваного гостя побагровело. — Харлин Квинзель. Твоя любовница.
— О, — хлопнул себя по лбу детектив. — Официантка, да. Вроде бы. Ты! – крикнул он Алексис. – Как там тебя?
— Алексис.
— Точно, Алексис. Харлин тут работает?
— Тут, мистер. Вчера сказала, что ее сегодня не будет. С кем связалась, не знаю, но все хвастала, что молодой, красивый и богатый, — подыграла Алексис в надежде, что Джеку это поможет.
— Точно, теперь вспоминаю, — детектив виртуозно делал вид, что выпил намного больше, чем на самом деле. — Блондинка. Сколько же их было, есть и будет…
Джек фамильярно хлопнул и без того взбешенного богача по плечу, потом, решив, что этого мало, похлопал по щеке.
— Мы ж с тобой светские люди, Брюс, малыш! Пусть мы и вращаемся чуть в разных кругах, наш образ жизни таков! Сегодня одна, завтра другая, послезавтра десятая… Блондинка, брюнетка, азиатка… Джулия Медисон, Линда Пейдж, Вики Вэйл…
— Что ты сказал?! – в этот момент физиономию Нэпиера встретил давно того ждавший здоровенный кулак.
Джек упал на пол и от всей души рассмеялся. Когда он попытался подняться, Уэйн ударил еще раз, потом снова. Смех не прекращался.
— Селина Кайл… Чейз Меридиан… Памела Айсли… — продолжал перечислять странный голос, давясь шедшей из губ кровью. — Брюнетка, блондинка, рыжуля… Но что же общего, Брюси, а? Что же общего? А общее то, что все они соблазнились идеей провести ночь в одном большом и вряд ли уютном поместье. И оттуда не вернулись. По крайней мере живыми их больше никто не видел.
— Угу, — кивнул Брюс. — А теперь послушай ты, выскочка-неудачник. У тебя на нас ничего нет, иначе б мы давно об этом знали. Все это простой блеф. Мы тебя терпели, потому что помогаешь местной полиции раскручивать самые сложные дела. Те, что связаны с сумасшедшими преступниками. Но это просто потому, что ты такой же чокнутый, как они. Иначе бы ты не сказал никогда то, что произнес только что. Я буду бить тебя за каждое произнесенное вслух имя.
И он приступил.
Не в силах наблюдать за этим, Алексис выбежала на улицу.
Три полицейские машины. Два лейтенанта. Сам комиссар счел нужным присутствовать. Но войти внутрь не рискнет ни один из них. Просить бесполезно.
Вздохнув, Алексис вернулась. К тому времени лицо Джека однозначно было кровавым месивом, однако на ногах он держался. Бить в ответ он даже не пытался, просто продолжал смеяться, булькая кровавыми пузырями.
— Один последний вопрос, Брюс… — процедил он.
— Что?
— Он просил меня задать его тебе…
— Кто просил?
— Падре. Покойный падре Томми. Уходя в мир иной, он сказал: “Как увидишь Брюси, непременно спроси его… спроси его, спроси его, спроси его…”
— Он невменяемый. Чем его тут поют? – рявкнул Брюс.
— Он всегда пьет одно и то же, — пожала плечами Алексис. — Виски, неразбавленное.
— С утра пьет?
— В данном случае с ночи.
— Вот и допился. У него белая горячка. В “Аркэм” его! Хотя нет, там для этой собаки слишком хорошие условия. На помойку его! И чтобы я больше о нем не слышал!
— Спроси его… Танцевал ли он с дьяволом под бледной луной.
Брюс со всей силы ударил говорившего. Потом еще раз и еще раз. Он бил до тех пор, пока наконец зашедший в бар комиссар, встав на колени, не упросил его уйти, уверив, что инцидент исчерпан.

Выждав, когда все уйдут, Алексис подошла к лежащему на полу.
— Джек… — она погладила детектива и внезапно прижалась к нему. — Джек…
— Спокойно, Алексис, — произнес хорошо ей знакомый самоуверенный голос. — Всегда и во всем надо соблюдать спокойствие. Вот наконец-то мы и повстречались с Брюсом.
— Он просто избил тебя.
— Если бы все было так просто, это было б неинтересно.
Пока он меня бил, мои руки успели побывать у него в карманах. Я ведь рос на улицах, Алексис. На злых, грязных, проклятых всем добрым улицах Готэма. Что с того, что он был городским чемпионом по боксу еще в юные годы, а после этого еще немного подучился у нескольких специалистов по восточным техникам ведения боя?
Я мог закончить наш бой в одну секунду, проведя по его откормленному брюху спрятанной в рукаве и ой сколько раз выручавшей меня заточкой. Но нет, нет, нет. Это было б не забавно.
Вот когда я разоблачу его полностью, предъявлю всему честному народу грязное белье Уэйнов, и его у всех на глазах поведут арестованного – вот это будет не просто забавно. Это будет по-настоящему смешно.
Смотри, что у нас в руках теперь. Куча разных визиток. Пара ключей – эх, как же интересно будет выяснять, от чего они и как далеко они могут нас привести. И целая гора наличности. Пересчитай-ка, Алексис.
— Столько бы хватило… мне на прожитие уж точно года на два. Только… стоит ли это жизни Харлин? Она ведь любила тебя, Джек.
— Меня любили многие женщины, мужчины и собаки. Про Харлин могу сказать одно – неотмщенной она не останется. Как и Томас Уэйн.
Ты ведь не знаешь, с чего все началось, Алексис? Тебе я этого не рассказывал. Почему я сразу узнал Томаса Уэйна на Преступной аллее, даже при плохом освещении.
Однажды мне крупно не повезло. Лет мне тогда было тринадцать, кажется. Я тогда подрабатывал у Слэма Бредли – вот это действительно крутой частный детектив был, особенно в те времена. У него была целая армия таких, как я, — беспризорников, детей бедняков, мелких воришек. Он подкидывал нам пару баксов, а мы исправно доставляли ему информацию – такую, какую он никогда не смог бы добыть сам.
И однажды я… залез туда, куда не следовало. Дом был богатый, охрана почти спала, я и рискнул. И повезло ж мне оказаться именно в той комнате, куда через пять минут вошли сразу несколько очень хорошо одетых господ.
— Джентльмены, — громко объявил самый старший из них. — Сегодня эпохальный день. Начало новой эры для Готэма. По такому случаю я всегда велю моему личному фотографу запечатлеть знаменательный момент. Разумеется, эти фото никогда не выйдут за пределы этих стен.
И фотограф начал щелкать – как они все пожимают друг другу руки.
Только потом, значительно позже, я все понял. Это был Галабрезе – самый главный готэмский босс до эпохи Фальконе и Марони. А на встрече были самые свежие мэр, комиссар и окружной прокурор. Галабрезе любил свои фото в компании власть держащих – это была гарантия того, что на самом деле всю власть держит он.
И что ж я сделал, угадай, Алексис?
— Ты утащил фотоаппарат, — взялась за голову девушка, глубоко вздохнув.
— Правильно. Поскольку ничего по-настоящему ценного в комнате не было, я стащил фотоаппарат, тем более что фотограф улучил момент, чтобы присоединиться к вечеринке с выпивкой и закусками.
Я думал, что Слэм это оценит, и я заработаю хотя бы сотню.
Я и заработал – в челюсть, от самого Слэма. Меня в те времена били часто, но так – редко.
“Парень, — сказал мне Слэм. — Удирай из города, да так, чтобы и духу твоего тут не было. Ты и себя, и меня подставил. Они уже все про тебя знают. Ты не такой незаметный, каким себе кажешься”.
И я удирал, просто, очевидно, недостаточно быстро. Как сейчас помню – двое спереди подошли, один сзади. Вся моя уличная сноровка меня тогда не спасла – скрутили и порезали знатно.
Очнулся я в клинике Томпкинс. И лицо доктора запомнил на всю жизнь. Это был Томас Уэйн.
Он спас мне жизнь. Как и многим другим малолетним бомжам, воришкам, наркошам – он тогда часто в клинику Томпкинс захаживал. Потом Марту повстречал, отцом стал, и для него совсем другая жизнь началась.
И стоя перед могилами его и его жены, Алексис, я дал клятву. Что их смерть не останется неотмщенной. Что однажды весь мир узнает о том, каким адским отродьем является их сын. Пустивший в них хладнокровно пули из револьвера случайного воришки.
— Хорошо, Джек, но тебе бы сейчас лучше… в больницу, — ласково погладила его по голове Алексис. — Выглядишь ты сейчас… не очень. Особенно если готовишься к новому раунду.
— Я готов к нему давно… а теперь у меня на руках новые карты. Вся наличность эта – забирай ее себе. Сними в двух кварталах отсюда контору на две комнаты. Назовись… Алекс Панч, пусть будет, вроде как имя не затертое. Моя засвечена, придется действовать так. И жди моих инструкций.
— А ты?
— О, у меня целый список мест, где можно отлежаться и поздороветь в рекордные сроки. За меня не беспокойся. Так ты со мной?
— Да, — кивнула Алексис. — Я с тобой.

Вадим Григорьев.

Добавить комментарий